Все мы родом из детства, и наши страхи — не исключение. Родители и воспитатели, беспокоясь о нашем будущем, приложили все мыслимые и немыслимые усилия, чтобы научить нас бояться. Когда я говорю, что нас научили бояться, — это никакая не оговорка. Мы всему в этой жизни учимся, а бояться — тем более.

Нас учили бояться чужих людей, неизвестных мест, болезней, низкого социального статуса, потери собственного лица. «Не уходи далеко — потеряешься!» «Не заговаривай с незнакомыми людьми, они могут сделать с тобой что-нибудь нехорошее!» «Не ешь мороженого — заболеешь, умрешь от пневмонии!» «Сделай домашнее задание, а то будешь всю жизнь побираться, Дворником работать!» «Если ты сейчас соврешь, то тебе потом никто не поверит!» «Если ты так будешь себя вести, с тобой никто и никогда дружить не будет!»

Безусловно, во всех этих наставлениях есть СВОЙ смысл. Но сама форма подачи подобных «инструкций: отвратительна. С одной стороны, ребенка учат безысходности, поскольку только указывают ему на опасность, но не рассказывают о возможных вариантах поведения в случае реальной угрозы. С другой стороны все эти угрозы чрезвычайно преувеличиваются, драматизируются, абсолютизируются, доводятся до абсурда. И если взрослый прекрасно знает, что данное его заявление грешит преувеличением, а потому способен отнестись к нему более-менее спокойно, то ребенок об этом преувеличении не ведает. Если ему говорят, что он умрет или что его убьют, это действует соответствующим образом. На одну секунду потеряв из вида своего родителя в магазине, ребенок способен пережить ужас который отложит неизгладимый отпечаток на всю его дальнейшую жизнь.

По уму следовало бы рассказывать ребенку о том что нужно делать, если он потеряется, если он оказался в неизвестном ему месте, если к нему обращается не знакомый человек. Нужно дать ему почувствовать, как важно обладать хорошим здоровьем и как неразумно подвергать его опасности. Необходимо показывать ему преимущества, которое дает человеку образование, и делать это нужно на примерах. Наконец, важно говорить ему о том, как это «выгодно» — поддерживать людьми хорошие, доброжелательные отношения.
…

Сам по себе разум не может задерживать импульсы; единственное, что может нейтрализовать данный импульс, есть импульс в противоположном направлении.

Уильям Джеймс

 

Многое из того, что говорят ребенку взрослые, он понимает с трудом или не понимает вовсе (просто потому, что у него еще нет достаточного жизненного опыта). Но для того и существуют взрослые, чтобы рассказывать ребенку важные вещи на понятном для него языке, понятными ему примерами, оперируя теми ценностями, которые способны задеть ребенка за живое. Но, согласитесь, ведь испугать его легче…

Запугивание и само по себе является наиболее удобным для взрослого средством воспитания малыша. Как заставить его тебя слушаться, если не прибегнуть к знаменитой формуле: «Будешь себя так вести, я тебя отдам дяденьке милиционеру!», «Если ты будешь кричать и безобразничать, то сейчас вот этот дядя тебя заберет!» Конечно, всем этим означенным дяденькам, о чем хорошо осведомлена находчивая мама, и дела нет ни до нее, ни до ее ребенка. Однако малыш об этом не знает и принимает эту фиктивную угрозу на веру.

Родители пугают ребенка в «воспитательных целях» Бог знает чем. Они не только готовы призвать на помощь милицию, но и сдать ребенка в детский дом, оставить его в месте, где случилась очередная воспитательная коллизия: на улице, в зоопарке, в лесу. Разумеется, ни о каком реальном детдоме не идет и речи. Но ребенок-то доверчив, да и на шутку мамины заявления мало похожи.
…

В действительности ребенок сначала переоценивает свои силы и свободен от страха, потому что не знает опасностей. Он будет бегать по краю воды, влезать на карниз окна, играть с острыми предметами и огнем, короче, делать все, что может ему повредить, и вызывать беспокойство нянек. И если в конце концов у него просыпается реальный страх, то это, несомненно, дело воспитания, так как нельзя позволить, чтобы он научился всему на собственном опыте.

Зигмунд Фрейд

 

Родители неуемны, они даже проводят специальные следственные эксперименты: «теряют» ребенка, «оставляют» его. Тот, разумеется, переживает смертельный ужас, пока его родители, довольные своим воспитательным маневром, подглядывают из-за угла. И так, шаг за шагом, он тренируется в своей способности бояться, тревожиться и умирать от страха.

Нас в нашем детстве учили бояться того, что может быть опасно. Причем нас пугали, вместо того, чтобы обучить тому, как выходить из трудных жизненных ситуаций. Нас вообще учили запугиванием — самым простым и самым жестоким способом, позволяющим добиться от ребенка желаемого поведения. Иными словами, с самого раннего детства в нас воспитывали профессиональных невротиков.

«Плохая оценка» (которой, кстати говоря, в какой то семье может быть и четверка) способна настольк запугать ребенка, что он будет бояться приходить домой. Дети неспроста воруют школьные журналы и сжигают их в подворотнях, не от нечего делать они переправляют оценки и переписывают свои дневники. Единственная цель этих поступков — только бы родители не узнали о «провале» их чад. Дети бывают настолько напуганы возможной двойкой, что просто неспособны ответить задание, даже если они его знают!

Наконец, самые изощренные способы запугивания ребенка, — это заверения, что «его не будут любить», что «с ним не будут дружить», что «он никому не будет нужен». И даже уже сейчас никому не нужен, а мама мучается с ним только по гуманитарным соображениям. Конечно, мама врет, причем самым виртуозным способом. Конечно, любят не за «поведение», а за человеческие качества. Но какие, позвольте, «человеческие качества» будут у человека, который полагает, что он никому не нужен, и боится в этом очередной раз убедиться?
…

Человек с самого детства только и слышит, что он должен печься о собственном благополучии, о добром имени, о своих друзьях и вдобавок о благополучии и добром имени этих друзей. Его обременяют занятиями, изучением языков, телесными упражнениями, неустанно внушая, что не быть ему счастливым, если он и его друзья не сумеют сохранить в должном порядке здоровье, доброе имя, имущество, и что малейшая нужда в чем-нибудь сделает его несчастным. Придумав для него множество занятий, ему советуют каждый свободный час посвящать себя играм, забавам, не давать себе ни минуты передышки. Как пусто человеческое сердце и сколько нечистот в этой пустоте!

Блез Паскаль

 

При этом подавляющее большинство детских «демаршей» (когда ребенок ведет себя «плохо») как раз и служит целям привлечения к себе родительского внимания. Ребенок не знает других способов, не умеет привлечь к себе внимание по-другому. А иногда и не может, потому что его родители готовы уделять внимание только его «демаршам», тогда как сам ребенок, в силу тех или иных причин, их мало интересует. Родителей, учитывая их занятость, понять можно, но кто поймет ребенка?

Итак, нас, а все мы с вами были детьми (если кто не помнит), учили бояться, и учили запугиванием. Правда, мы плохо это помним, ведь большая часть этих действий по нашему запугиванию исходила от наших родителей, а ребенок их любит и зла не помнит. В результате такого воспитания наше правое, весьма впечатлительное полушарие обрело столь богатый арсенал «потенциальных угроз», так натренировалось бояться, что вся наша последующая жизнь не может пройти иначе, как под флагом хронического внутреннего напряжения, тревоги и страха.
…

Из всех низких чувств страх — самое низкое.

Вильям Шекспир

…

Первая обязанность человека — преодолеть страх. Пока у человека трясутся поджилки, его действия останутся рабскими.

Томас Карлейлъ

 

Зарисовка из психотерапевтической практики: «Я, доктор, з-з-за-ааа-икаюсь…»

 

Семнадцатилетнего Дмитрия ко мне на прием привела его мама. Когда я спросил у нее, по какому поводу она хочет проконсультировать своего сына, она, срываясь на крик, сообщила: «Вы понимаете, он не хочет учиться! Он просто не хочет учиться!!!» Мои барабанные перепонки перенапряглись, и я отправил маму Дмитрия восвояси, оставшись с ним один на один.

Это был высокий молодой человек с крупными чертами лица, слегка сутулившийся. Он держал голову постоянно опущенной, словно бы что-то выглядывая на полу. Фактически же он просто не смотрел на своего собеседника, что само по себе весьма показательно. Его мать развелась с его отцом, когда мальчику было восемь лет; Личная жизнь ее не устроилась, и она полностью переключилась н воспитание сына.

Воспитание это сводилось к следующему. Она денно и нощно объясняла Диме, что «на него теперь вся надежда», что отец у него «сволочь» и помогать ни ему, ни ей он не будет. Следовательно, надо серьезно учиться, «чтобы встать на ноги» и «обеспечить семью». Надо признать, что подобные наставления не были очень уж необходимыми. Дмитрий и так был слишком ответственным от природы ребенком и сам по себе очень неа\охо учился.

Однако мать Дмитрия не столько была занята им, сколько его воспитанием. По большому счету, этого мальчика следовало воспитывать самым бережным и аккуратным образом. Натура у него была чувствительная, а готовность к испугу — большая, нежели у среднестатистического ребенка. Впрочем, где-то глубоко внутри Димы скрывался еще и борец, о чем, собственно, вообще никто не подозревал.

Как же разворачивались события в этой истории? После развода мать Дмитрия год-полтора с трудом приходила в себя, а потом «спаслась», полностью переключившись на сына. Дима как раз заканчивал, третий класс (младшую школу) и вопреки ожиданиям матери, которая привыкла к его четверкам и пятеркам, принес в дневнике тройку за год по русскому языку. Почему мальчик принес эту тройку, догадаться нетрудно. С одной стороны, родителям было в это время не до него, а без их помощи в наше время в школе учиться, прямо скажем, трудно.

С другой стороны, когда в семье происходят такие события — отец уходит из дома, а в доме остается убитая горем мать, — несчастное дитя переживает тяжелейший стресс. Проблема в том, что ребенок не способен должным образом понять произошедшее, однако переживает все это своим нутром. Что с этим переживанием делать, он не знает, затаивается и параллельно забрасывает учебу. Короче говоря, он находится в стрессе со всеми вытекающими отсюда последствиями.

За свою тройку по русскому языку Дима получил «по полной программе»: мама назначила его ответственным за все в ее жизни неприятности. Впрочем, она не только драматизировала ребенка, но и пошла в школу, устроила там скандал, от чего Диме стало совсем неловко. Он начал бояться не только свою мать, но и учителей. В четвертом классе он пытался выправиться, но учительница, которая вела у него русский язык, теперь вела у него и литературу. А там, как вы знаете, надо читать вслух, отвечать стихотворения и излагать свои мысли о том или ином произведении перед классом.

Тут-то и случилась первая оказия. Испугавшись учительницы, испугавшись того, что она поставит ему плохую оценку, за которую мать будет его ругать, он, отвечая на какой-то вопрос, стал заикаться. В целом это совершенно естественно, поскольку в состоянии стресса у нас по физиологическим законам перенапрягается мускулатура глотки и гортани, а потому и возникают спазмы, приводящие к эффекту заикания. Учительница пожалела мальчика и сказана ему: «Не волнуйся, я спрошу тебя в другой раз». Эта добродетельная, в сущности, реакция учительницы и сыграла в жизни Дмитрия роковую роль. С одной стороны, он благополучно избежал двойки, и его подсознание четко для себя усвоило: «заикание может спасти тебя от опасности». С другой стороны, в тревожном ожидании этого обещанного учительницей «другого раза» Дмитрий и стал потихонечку сходить с ума.

Дальше — больше. Дмитрий начал заикаться где надо и не надо. Он постоянно боялся, что его снова будут спрашивать, он боялся не справиться, он, наконец, боялся гнева своей матери. От этого страха его горловые спазмы только закреплялись. Учителя со временем перестали на них реагировать и ставили ему самые разные оценки, в том числе и тройки, и двойки. Мать переживала и давила на сына пуще прежнего. Вобщем, нашла коса на камень.

Однако во всяком мальчике живет сопротивление давлению. И я не случайно упомянул о том, что глубоко внутри него был борец. Причем борец этот был подсознательным, а нашему подсознанию абсолютно все равно, чем, какими «благими намерениями» руководствуется субъект, осуществляющий давление. Оно сопротивляется этому давлению, даже если давление необходимо и оправданно. По скольку же мать Дмитрия давила на него всеми мыслимыми и немыслимыми средствами — вызывая в нем чувство вины, запугивая, унижая, то и сопротивление было соответствующим.

Впрочем, мы слишком отвлеклись, описывая эту ситуацию. Вернемся к фактам. Дима сказал мне, что его мать ошибается, он хочет учиться и, более того, учится. Но есть проблема: «Я з-з-за-ааа-ика-юсь», — сказал Дмитрий. Действительно, в моменты своих ответов, а особенно сдавая экзамены, он начинал заикаться настолько, что не мог толком произнести ни слова. В школе эту ситуацию решили: ему было разрешено сдать все экзамены письменно. Но ведь школа заканчивается, все, дальше высшая школа, а там никто с тобой цацкаться не будет. «Поэтому я и не могу поступить в вуз», — резюмировал Дмитрий.

Не знаю, надо ли говорить, что я ему не поверил? Почему не поверил? Да очень просто. Во-первых, после проведенного мною теста выяснилось, что никакой органической патологии речевого аппарата у Дмитрия нет, а потому причины его заикания ЧИСТО ПСИХОЛОГИЧЕСКИЕ. Во-вторых, я узнал (и убедился в этом на самом деле), что приступы заикания» Дмитрия связаны с образованием, а в иных случаях или вовсе отсутствуют, или незначительны. В-третьих, мне было понятно, что поведение Дмитрия определяется двумя вещами: с одной стороны, ему казалось, что он не сможет справиться с заданием (иллюзия опасности), с другой стороны, этим заиканием он обезоружил мать в своей необъявленной войне с нею.

Да, Дмитрий искренне верил в то, что у него проблемы с заиканием, и с помощью своего заикания он подсознательно боролся со своей матерью. Зная, как ей важно заставить его учиться, он, сам того не подозревая, придумал способ нарушить все ее планы. Он стал заикаться, и вопрос с поступлением в вуз снялся сам собою. Но надо признать, что победа его была пирровой.

И все-таки самой главной бедой Дмитрия была иллюзия опасности. Ему казалось, что проблема в том, что он заикается, но на самом деле он боялся оскандалиться, не справиться с заданием и вызвать материнский гнев. Однако, как это обычно и бывает в случае иллюзии опасности, настоящая опасность пришла совсем с другой стороны. Ведь именно эта иллюзия опасности и сделала его неспособным учиться, именно она и заставила сходить с ума его мать! Так педагогическая практика запугивания показала, чего она стоит. Расплачиваться за эту ошибку пришлось обоим участникам действа.

Вот почему мы и начали терапию и разоблачения иллюзии опасности. С выявления подлинных угроз, главной из которых был невротический конфликт Дмитрия с его матерью, их необъявленная война друг с другом. Кроме того, Дмитрию угрожало теперь само его заикание, которое могло лишить его возможности получить нормальное образование. После этого мы реконструировали, отстраивали заново отношения Дмитрия с его матерью. К сожалению, они уже не могли стать такими, какими бы они были, поведи себя мать иначе десять лет тому назад. Но что поделаешь, за ошибки приходится расплачиваться. Далее мы избавились от мышечных спазмов и научились говорить нормально.

Нам же остается задуматься над тем, так ли уж велика опасность плохой оценки? Вряд ли. Но вот неконструктивное, запугивающее детей поведение их родителей действительно способно стать реальной опасностью. Впрочем, не беда даже, если человек не сможет получить высшее образование (в конце концов, от отсутствия высшего образования еще никто не умирал). Бедой будет то, что он станет невротиком, бедой будет то, что он станет страдать от своих страхов и окажется неспособным к нормальным, искренним отношениям с близкими людьми. Но иллюзия опасности способна спутать все карты — вот о чем следует, помнить.

Может быть, кому-то интересно, как должна была повести себя мать Дмитрия — тогда, десять лет назад? Ответ прост: она должна была дать ему чувство защищенности, помочь ему преодолеть его страх перед учителем, плохой оценкой и заиканием. Она, проще говоря, должна была быть ему «любимой мамой», а не жестоким воспитателем, позабывшим о том, что главное — это не образование, а здоровье (и прежде всего — психическое). Человеку больному, человеку страдающему образование ни к чему, а вот здоровый, радостный и уверенный в себе человек может свернуть горы. Запугивать легко, да вот только накладно…

Мои университеты

Впрочем, экзекуциями страха, которыми нас «осчастливили» наши родители и воспитатели, дело, конечно, не ограничивается. Далее мы вступаем во взрослую жизнь, которая буквально насквозь пронизана самыми разнообразными «опасностями».

Каждый из нас имеет то, что называется «личным опытом». Из чего состоит наш личный опыт? Он содержит в себе все случаи происходивших с нами неприятностей. Он помнит пережитую нами боль, происходившие с нами неприятности и конфузы, испытанные нами чувства разочарования и обиды, а также многое, многое другое, о чем не стоило бы и вспоминать.

Кроме того, мы постоянно сталкиваемся с самыми разнообразными чужими бедами. Из телевизионных программ и газет, из книг и кинофильмов мы узнаем о том, какие беды выпадают иногда на долю других людей, а потому могут выпасть и на нашу голову. Наши знакомые и друзья рассказывают нам о том, какие с ними случились неприятности, как дурно они себя чувствовали и как их подвели какие-то недобросовестные люди.
…

Будущее содержит множество возможностей, но об их осуществлении мы не знаем ничего. Скажем без преувеличения, мы не знаем ничего, кроме как через магический кристалл, если ты веришь в это. И даже с магическим кристаллом мы не осознаем будущее, но видим его так же, как мы не можем осознавать прошлое, но вспоминаем о нем. Итак, это первая моя теория: тревожность — есть напряжение между «сейчас» и «потом».

Фредерик Пёрлз

 

Мы узнаем, что нашей жизни постоянно угрожают чрезвычайные ситуации — пожары, наводнения, автомобильные и авиакатастрофы, техногенные аварии и прочее, и прочее. Мы осведомлены о том, что можно оказаться случайной жертвой насилия, непрофессионализма врачей, самодурства начальников, произвола чиновников, бессовестности служителей правопорядка. Мы знаем, что человек в одночасье может лишиться средств к существованию, социального статуса, доброго имени, здоровья и жизни. Мы не сомневаемся, что нас могут осмеять, надуть, унизить, оговорить, предать, подставить.
…

Мужество может принять в себя страх, вызванный любым определенным объектом, каким бы страшным он ни был, одной своей гранью соучаствует в нас, а мы —• через эту грань — соучаствуем в нем. Можно сформулировать это следующим образом: до тех пор пока существует «объект» страха, любовь (в смысле «соучастие») способна победить страх.

Пауль Тиллих

 

Все это живет в нас, все эти опасения буквально пронизывают нашу жизнь, наполняя ее тревогами и страхом. Как правило, мы даже не задумываемся над тем, сколько страхов одновременно квартирует внашем сознании. Что бы мы ни делали, наши страхи сразу же тут как тут. Ложась спать, мы боимся! проспать и опоздать на работу. Закрывая квартиру, мы! боимся, что не выключили газ или свет, не закрыли форточку или оставили работающими электроприборы. Покидая дом, мы боимся, как бы воры не проникли в него в момент нашего отсутствия. Выходя на улицу, мы боимся попасть под машину или упасть, переломав себе все конечности. Оказываясь в толпе, мы боимся, что и нас обворует карманник, что нас раздавят в давке. Покупая что-нибудь в магазине, мы боимся, что нас обвесят, обманут, подсунут некачественный товар или что мы купим то, что нам не пригодится. На работе мы боимся получить взыскание и не получить премии. Мы боимся кляуз и сплетен, наветов и оскорблений. Мы боимся заболеть и того, что врач просмотрит нашу болезнь. Перед знакомством мы боимся, что контакт не заладится, если же он заладился, то мы боимся, что он потребует продолжения. Мы боимся Бог знает чего и делаем это каждый день с исключительной педантичностью, с фантастической изобретательностью и вопиющей ненавистью к самим себе!

Все наши страхи — это сочетание нашего личного негативного опыта, который хранится в нашем правом полушарии, и информации о том, какие опасности в принципе угрожают каждому человеку (эту информацию подбирает и складирует наше левое полушарие). В нашем сознании постоянно связываются наш собственный опыт и наши знания овозможных угрозах, в результате мы начинаем бояться не только повторения того, что произошло именно с нами, но и всего того, что в принципе может произойти с любым человеком.

Механизм возникновения этих страхов прост. Правое полушарие усваивает все случившееся с нами неприятности, а левое полушарие объясняет нам, почему эти неприятности неотвратимо возникнут вновь. Оба они вместе помогают нам перенести на себя все неприятности, которые случались с другими людьми и «поэтому» могут случиться с нами. Постепенно наше правое полушарие научается усматривать опасности в каждом жизненном событии, в любом факте, при любых обстоятельствах. А левое полушарие помогает ему обоснованиями, выводами, соображениями, доказательствами. Эти двое — наши правое и левое полушария — представляют собой удивительно слаженную команду, ответственную за неукротимый рост нашей общей тревожности и «потенциальных угроз».